Возмущённый той непрерывной пропагандой по «Си-эн-эн» и «Би-би-си уорлд», которая обычно предшествует натовским бомбардировкам (включая шестимесячную агрессию против Ливии; число жертв этой агрессии до сих пор скрывают от общественности) или непосредственной оккупации, я получил просьбу разъяснить свои взгляды на «РТВ». Я согласился и выступил против превознесения Сирийского национального совета[1] западными СМИ, указав на то, что некоторые вооружённые оппозиционные группы вполне могут обвинять режим в расправах, учинённых ими самими.

В то время ещё оставались сомнения, на ком лежит ответственность за майский расстрел в Хуле. Теперь сомнений нет. Очевидно, что ответственен режим, что, однако, никоим образом не опровергает основную мысль, высказанную мной тогда. Но высказывание привело к тому, что мои взгляды были поняты превратно; от сирийских товарищей мне приходили взволнованные и иногда гневные письма, а от прочих я слышал откровенную клевету (будто я «апологет Асада»: точно так же во время подготовки оккупации Ирака идиоты, выступавшие за войну, называли нас «апологетами Саддама»).

Шестиминутное интервью неизбежно оказалось коротким, неполным и, учитывая обстоятельства, слишком риторическим, чтобы преувеличивать его значение. Собственно говоря, оно было не более чем реакцией на новости последних дней. Поэтому стоит разъяснить несколько моментов, чтобы дать моим критикам то, с чем можно спорить.

Я с самого начала открыто поддерживал народное восстание против баасистского[2] клана, правящего из Дамаска. Я был противником этого режима с тех самых пор, как военный переворот Асада[3] свергнул гораздо более прогрессивное предшествующее правительство, с членами и сторонниками которого, в том числе с некоторыми наиболее выдающимися представителями арабской интеллигенции, я встречался после «Шестидневной войны»[4]. Честно говоря, я не ожидал, что Сирия восстанет подобно Египту, но обрадовался, когда это случилось. Я надеялся, что сам масштаб восстания и его очевидная народная поддержка вынудят режим Асада пойти на переговоры и позволят выработать план избрания учредительного собрания, которое занялось бы разработкой новой конституции. Кое-что указывает на то, что в правительстве были люди, согласные на такой курс, но их было очень немного. Перемене курса не суждено было сбыться. Глупость и жестокость — две основные черты режима — не могли быть преодолены: слишком глубоко они укоренились, да и Башар Асад лично убеждён в пагубности любых уступок. В течение многих месяцев народное восстание было мирным, и его размах постоянно увеличивался — примерно так же, как во время первой палестинской интифады[5] против израильского господства. Я занял однозначную позицию: полная солидарность с народом — и долой режим! Так я думаю и теперь. Ничего даже отдалённо прогрессивного в этом режиме нет. Но кто его свергнет и как? Вопрос этот немаловажен.

В Египте массовое движение победило, поскольку военное командование из страха, что солдаты и младшие чины перестанут подчиняться приказам, решило, что оно не может дальше поддерживать Мубарака. Массы изгнали службы госбезопасности рушащегося режима из крупных городов. Когда США прекратили поддержку диктатора, его падение стало делом времени.

В Сирии верховное командование, сформированное по конфессиональному признаку[6], на первых порах держалось твёрдо. Несмотря на это, были случаи перехода на сторону народа. Как только репрессии были развёрнуты по всей стране, некоторые решили, что мирные методы борьбы уже недостаточны. Военные и гражданские, близкие к западным спецслужбам, были отозваны, как это было в Ливии.

Запад начал созывать своё «правительство в изгнании», используя Турцию в качестве передаточного звена, а Саудовскую Аравию и Катар — в качестве вспомогательных. Слишком силён был соблазн подорвать иранское влияние в Сирии, а вдобавок серьёзно ослабить Хезболлу в Ливане — единственную силу в арабском мире, которая смогла дважды нанести политическое поражение Израилю. [Есть основания полагать, что политическую карту Ливана в одночасье могла бы изменить новая перепись населения, не проводившаяся здесь с 1936 года. Однако во имя «демократии» «международное сообщество» никогда не позволит установить подлинную демократию на этой узкой полоске восточного средиземноморского побережья, в своё время отторгнутой от Сирии с тем, чтобы сохранить империалистическое присутствие в регионе].

Противостояние Асаду ни в коем случае не должно обернуться поддержкой западной интервенции и насаждения нового режима по ливийскому образцу — слегка прикрытого фиговым листком наспех проведённых выборов. Между тем многие оппозиционеры в Сирии считают, что интервенция стала единственным возможным решением. «Где же “международное сообщество”?»— вопрошают они жалобно. Другие по-прежнему твёрдо стоят против западной интервенции. Трудно издалека точно оценить баланс сил, к тому же массовое движение с общей целью всегда требует затушёвывания разногласий.

Но когда рассеется эйфория от восстания и достигнутого им освобождения от ненавистного деспота, политические разногласия выйдут на первый план, так же, как это было в Египте. Какова самая мощная политическая сила в сирийской политике? Какая партия займёт больше мест в парламенте, когда будут проведены свободные выборы? Вероятно, «Братья-мусульмане», и это будет важным уроком, ведь турецкая модель, которую пытаются воспроизвести Мурси[7] и его единомышленники в регионе, ставит во главу угла неолиберализм и союз с США. Полстолетия арабские националисты, социалисты, коммунисты и прочие провели в схватке с «Братьями-мусульманами» за гегемонию в арабском мире. Нравится это нам или нет (мне точно не нравится), «Братья-мусульмане» эту борьбу выиграли. Их будущее зависит от способности провести социальные реформы. Рабочий класс сыграл огромную роль как в египетском, так и в сирийском восстании. Долго ли он будет терпеть хоть светский, хоть исламистский неолиберализм? Палестинцы, борющиеся за социальную справедливость против марионеточного режима Организации освобождения Палестины несмотря на избиения головорезами в форме ООП и израильской армии, доказывают, что волнения непросто сдержать.

Если интервенция НАТО случится, она установит полумарионеточное правительство. То же самое я говорил и про Ливию, когда в борьбу вмешалось НАТО: кто бы ни выиграл, проиграет народ. В Сирии будет то же самое. В этом отношении я полностью согласен с заявлением Местных координационных комитетов от 29 августа 2011[8].

Что будет, если всё продолжится, как сейчас? Безнадёжный пат. Вспоминается Алжир, где военные при решительной поддержке Франции и её западных союзников предотвратили второй тур выборов, на котором должен был победить Исламский фронт спасения[9]. Последовала кровопролитная гражданская война, где обе стороны совершали массовые преступления на фоне озлобленной пассивности замкнувшегося народа.

Именно поэтому я продолжаю настаивать на том, что даже теперь лучшим способом избавиться от Асада и его приспешников остаётся путь переговоров. Достичь избавления под давлением Тегерана, Москвы и Пекина может быть легче, чем с помощью демонстрации силы со стороны «султана» Эрдогана[10], его саудовских союзников и их подручных в Сирии.

Примечания