Во время революции и Гражданской войны одним из наиболее острых вопросов стал национальный. В агитационных и пропагандистских материалах антибольшевистских сил он стал занимать не последнее место. Тема евреев, их ответственность за военно-революционные события неизменно находили свое место в публичном дискурсе. Наиболее подробно данный вопрос был изложен в работе О. В. Будницкого, рассмотревшего степень участия евреев на стороне различных политических сил в годы Гражданской войны [1]. Тщательный разбор истории национальных отношений проделан в работах томских исследовательниц И. В. Нам [2, 3, 4, 5] и Н. И. Наумовой [6, 7]. Омский историк А.В. Сушко поэтапно осветил различные стороны национального вопроса в Сибири во время функционирования антибольшевистских политических режимов [8, 9, 10, 11].

Несмотря на тщательное исследование различных аспектов национального вопроса на юге России [12, 13, 14], в отношении сибирского региона, на наш взгляд, вопрос рассмотрен в неполной мере. Ситуация в Сибири, отношение к еврейскому населению, требует дополнительных исследований, учитывая специфику ситуации. Во многом особенность заключалась в меньшем количестве еврейского населения в Сибири и на Дальнем Востоке, в отличие от западных, центральных и южных регионов Российской империи. С другой стороны, в Сибири, как обывателям из местного населения, так и деятелям антибольшевистского движения были не чужды общероссийские стереотипы.

Нерешенный национальный вопрос в дореволюционной России создавал немалое количество проблем, давших о себе знать уже в годы Гражданской войны. Одной из сторон этого процесса являлись существенные ограничения российскими властями прав еврейского населения. С началом Первой мировой войны в стране начинается шпиономания, ввиду того, что правительство пыталось сформировать у населения образ «внутреннего врага» [15]. Во многом такая политика касалась немцев и австрийцев. Так, в Воронежской губернии и. д. губернатора Г. Б. Петкевич 31 июля 1914 г. издал постановление об аресте всех австро-германских подданных мужского пола в возрасте от 18 до 45 лет, а в феврале 1915 г. о запрете разговоров на немецком языке [16, с. 35–36]. В Омске было запрещено продавать газеты и журналы на немецком языке в киосках при железной дороге [17, с. 65]. В 1915 г., в Омске, в том числе и со стороны властей, распространялись слухи о летающих над городом и Степным краем немецких аэропланов, что поощряло шпиономанию среди населения [18, с. 40–43]. 26–30 мая 1915 г. в Москве происходит немецкий погром. В выигрыше от данной акции оказалась партия продолжения войны [19, с. 147]. По всем уголкам империи рассылались секретные циркуляры, запрещавшие принимать в школы детей немецкой национальности [20, с. 104].

Кроме этого, в годы Первой мировой войны происходило и усиление антисемитской агитации. Как отмечал российско-канадский историк Г. З. Иоффе, характеризуя данный период: «Антисемитские настроения, укоренившиеся в темных слоях населения и культивируемые черносотенными кругами, как гражданскими, так, в еще большей степени, и военными, ощутимо давали о себе знать по всей стране» [21, с. 94]. Вскоре после начала Первой мировой войны манифестом великого князя Николая Николаевича полякам было обещано воссоздание единого государства, евреи же априори были сочтены потенциальными изменниками [1, с. 50]. Начальник Генерального штаба генерал Н. Н. Янушкевич, являясь убежденным антисемитом, стал инициатором жестоких гонений на евреев, считая, что они в районах военных действий крайне опасны для армии [22, с. 382]. Многие офицеры в годы Первой мировой войны стали видеть в каждом еврее шпиона и изменника, особенно при неудачах на фронте [22, с. 382]. В период царствования Николая II во время антисемитских погромов погибла 21 тыс. человек, получила ранения 31 тыс. человек [23, с. 75].

Перед анализом антисемитской агитации в период правления адмирала А. В. Колчака, необходимо дать краткий обзор проявлениям национализма в дореволюционной Сибири. В годы Первой мировой войны черносотенное движение в Сибири находилось не в лучшем положении. Их союзы ликвидировались сами собой, численность членов падала [24, с. 60]. Даже представители жандармерии отмечали, что среди сибирских черносотенцев отсутствует интеллектуальная база, их организации не имеют способных лидеров. Важную роль сыграл и тот фактор, что данное движение традиционно не поддерживала интеллигенция [24, с. 61–62]. С другой стороны, в ряде случаев духовенство было их идейным руководителем, но перед революцией в Сибири стал происходить отток священнослужителей из союзов. В 1911 г. был отправлен на покой епископ Омский Гавриил, переведен в Москву епископ Томский Макарий. Их преемники занимали политически нейтральную позицию [24, с. 61]. Однако, как отмечает историк В. А. Герасимова, деятельность черносотенцев в Сибири все же приносила свои плоды [25, с. 59]. В Красноярске на почве антисемитских настроений 7 мая 1916 г. произошел погром 40 еврейских и 11 русских лавок [26, с. 207]. Примечательно, что в таком издании как «Омские епархиальные ведомости» в № 2 от 8 января 1917 г. была опубликована статья антисемитского содержания [27, с. 333]. Параллельно, в противовес экстремистски настроенным монархистам, умеренная часть духовенства и мирян создали «Союз православных сибиряков», дистанцировавшийся от ксенофобских настроений черносотенцев [27, с. 335].

Каким же было отношение к данному непростому вопросу у А. В. Колчака, ставшего 18 ноября 1918 г. в Омске Верховным правителем и Верховным главнокомандующим? С одной стороны, по своим воззрениям это был довольно консервативный человек правых взглядов, сторонник авторитарной формы правления [28, с. 46–48], который мог проводить в жизнь и довольно жесткие меры [29, с. 9]. Во время встречи с Г. В. Плехановым (которого он принял за социалиста-революционера) в Петрограде, А. В. Колчак открыто сказал о своей неприязни к социал-демократам, которые «…не любят отечества и, кроме того, среди них очень много жидов…» [30, с. 74]. Сохранил ли он подобные взгляды в Сибири, уже находясь у власти? Важно отметить, что в Сибири и на Дальнем Востоке в годы Гражданской войны не было настолько масштабных и страшных погромов, подобных тем, которые происходили на юге России. В течение 1918–1922 г. на Украине, Белоруссии и европейской части России во время еврейских погромов погибло 100 тысяч мирного населения [31, с. 818]. Как справедливо отмечал американский историк Э. Джадж, еще Кишиневский погром 1903 г. показал, как легко нескольким воинствующим антисемитам, используя религиозный антагонизм, экономическую конкуренцию, вековые предрассудки и страхи, организовать жестокую расправу над евреями [32, с. 160]. Само словосочетание «еврейский погром» начало входить в обиход в 1880 1890-е гг. в Российской империи. По мнению белорусского историка Е. С. Розенблата, термин «погром» без перевода вошел в иностранные языки, что свидетельствует об уникальности самого явления в конце XIX – начале ХХ века, сложностях в подборе адекватной по смыслу дефиниции [33, с. 28].

На территории белой Сибири за период Гражданской войны произошло два подобных погрома. Известен погром, произведенный белыми частями в Шадринском районе в июне 1919 г. В Екатеринбурге в июле 1919 г. накануне ухода белых из города офицеры-анненковцы устроили избиение нерусского населения – евреев, китайцев и татар. Цифры погрома в Екатеринбурге разнятся, но по данным Н. Перейры жертвами стали 200 человек [5, с. 321]. Съезд еврейских общин, проходивший в январе 1919 г. в Иркутске, отправил А. В. Колчаку телеграмму с протестом против антисемитских статей в печатном органе штаба Верховного главнокомандующего «Русский воин». Реакция А. В. Колчака осталась неизвестной [5, с. 315]. Тем не менее, несколько позже были отстранены от работы за явный антисемитизм несколько сотрудников «Осведверха» и два редактора официозного издания «Русская Армия» [34, с. 215]. Интересен приказ, касающийся еврейской общины Кустаная, изданный начальником гарнизона 25 февраля 1919 г. Согласно ему, требовалось выселить из города в уезд за 100 верст от железной дороги всех евреев. Городская дума предпочла не реагировать на антисемитский приказ, но в результате еврейская община прекратила свое существование, поскольку её члены вынуждены были уехать из города. [5, с. 315]. Как указывает В. Г. Хандорин, приказ А. В. Колчаком был отменен [34, с. 215]. Нелегко пришлось в условиях режима казачьего атамана И. П. Калмыкова хабаровской еврейской общине, сократилась ее численность, многие выехали в Харбин [5, с. 315].

Но антисемитские прокламации на территории Сибири и Дальнего Востока продолжали выходить, несмотря на жалобы первым лицам (А. В. Колчаку, П. В. Вологодскому). Кроме этого, евреев-добровольцев не принимали в военные училища и школы младших командиров, отстраняли от должностей переводчиков, писарей. Во Владивостоке офицеров-евреев ставили на особый учет [5, с. 316]. Информация об усилении антисемитизма на территориях, контролируемых Российским правительством А. В. Колчака, поступала со всех сторон [35, с. 512]. Но Верховный правитель во время встреч с местными депутациями, иностранными союзниками отмечал, что выступает против антиеврейских настроений, подчёркивал, что поддерживает полное равенство перед законом. При этом антисемитские материалы, если и прекращали выходить, то лишь на время, а с ухудшением положения на фронте данная пропаганда усиливалась еще больше [5, с. 322]. Важно отметить, что агитационно-пропагандистская работа в белом лагере была поставлена довольно хорошо [36, с. 11]. В белой Сибири были переизданы знаменитые «Протоколы сионских мудрецов» [1, с. 240]. По воспоминаниям Г. К. Гинса, этой книгой он зачитывался, несколько раз возвращаясь к ней в общих беседах [37, с. 464]. Г. К. Гинс заметил, что А. В. Колчак верил в слухи о наличии масонов в Директории и среди членов иностранных миссий. «Протоколы сионских мудрецов» были напечатаны в Омске, Восточной Сибири, Владивостоке и Хабаровске [38, с. 35]. Хотя ещё расследование, проведенное по приказу П. А. Столыпина, доказало, что они являются подделкой [39, с. 63]. Судя по усиленному интересу А. В. Колчака к тексту этого конспирологического произведения, адмирал относился к нему вполне серьёзно.

Проблемы еврейского населения обсуждались в некоторых изданиях. В политическом, экономическом и литературном издании г. Красноярска «Свободная Сибирь» в номере от 30 августа 1919 г. вышла статья на данную тему. В ней анонимный автор обращался к евреям, с призывом к обязательному участию в выборах в Городскую думу. Автор признавал, что некоторые признаки и стремления возврата к дореволюционному режиму заставляют евреев подозрительно относится к неким «организациям общественных групп» (имея ввиду деятелей консервативных взглядов). После автор указывал, что ему, как еврею, знакомо чувство страха и опасения возврата к дореволюционному «кошмарному режиму» [40, с. 2]. При этом, согласно главной идее статьи, на предстоящих выборах следовало голосовать именно за блок организаций, в который входили кадетская партия, казаки, мещане, церковно-приходские служащие, торгово-промышленники и арендаторы [40, с. 3]. Согласно точке зрения автора, голосовать следовало именно за этот блок, даже если избиратели-евреи найдут в нем фамилии людей, к которым относятся с подозрительностью. В то время как за блок демократических организацией и профессиональных союзов голосовать не следовало, как за социалистический, по мнению автора [40, с. 3].

Это же издание в номере от 20 ноября 1919 г. сообщало, что недавно в Иркутск вернулся председатель Национального совета евреев Сибири и Урала М. А. Новомейский, выезжавший для доклада правительству в Омск о новой антисемитской волне в Сибири, проявлявшейся в определенных кругах. Также М. А. Новомейский должен был сказать о положении евреев в белой армии, по отношении к которым был принят ряд ограничительных мер. Но в связи с эвакуацией Омска осветить ситуацию не получилось [41, с. 4].

Любопытно, что в некоторых сибирских изданиях можно было прочитать материалы об осуждении еврейских погромов в Польше, в то время как аналогичная ситуация на юге России игнорировалась. В петропавловском политическом и общественно-литературном издании «Приишимье» в начале 1919 г. вышел материал, где говорилось о еврейских погромах в Кельце и Львове. Автор указывал, что по заявлению Польского военного комитета в России эти известия не соответствует действительности и являются крайне тенденциозными. После автор с осуждением сообщал о погромах в годы правления Николая II, выражая надежду, что современная твердая власть (имея ввиду Российское правительство А. В. Колчака) не допустит подобного [42, с. 2].

Как отмечал московский историк В. Г. Хандорин, А. В. Колчак «без симпатий относился к евреям», но понимал бесперспективность антисемитской политики. В марте 1919 г. после получения записки от Национального совета евреев Урала и Сибири Верховный правитель приказал прекратить юдофобскую агитацию [43, c. 104]. Но, как отмечалось выше, листовки продолжали печатать. Летом 1919 г. антисемитский плакат выпустило Русское бюро печати, оцененный просвещенным населением Сибири как погромно-антисемитская агитация [44, с. 386]. По свидетельству Н. В. Чайковского, один из колчаковских офицеров заметил, что в этих краях никто не способен написать прокламацию без нападок на евреев [5, с. 317]. О. В. Будницкий подробно проанализировал особенности аудиенции Ф. Розенблата, представителя в Сибири и на Дальнем Востоке Американского еврейского распределительного комитета с Верховным правителем 29 июня 1919 г. А. В. Колчак вновь утверждал, что не допустит насилия по отношению к евреям, что националистические материалы в прессе пресекаются и т. д. [1, с. 251]. Запись разговора была опубликована в сибирских и американских газетах в сокращении [1, с. 252]. Причем это произошло не только по настоянию российских чиновников, но и американских дипломатов. В печать не попала часть разговора, в которой А. В. Колчак объяснял, что антисемитские прокламации предназначались для Красной армии, а не своей. Несмотря на обещание Ф. Розенблату запретить подобную агитацию, это сделано не было. Не стал он опровергать и ранее опубликованное подстрекательское сообщение о том, что командиры Красной армии говорят только на идише [1, с. 252]. Через два дня после интервью командующий Сибирской армией генерал М. К. Дитерихс выпустил очередную антисемитскую листовку [1, с. 252]. Важно отметить, что в действиях генерала не было ничего нового. Например, юрист Н. А. Соколов, назначенный А. В. Колчаком для производства следствия о расстреле Романовых в Екатеринбурге, был недоволен М. К. Дитерихсом. Позже в разговоре с А. Ф. Керенским, Н. А. Соколов возмущался, что генерал использовал материалы расследования в целях антисемитской пропаганды [1, с. 405].

Довольно любопытные рассуждения о взглядах А. В. Колчака оставил голландский военный корреспондент Л. Грондейс, сочувствующий белому движению. Во время разговоров Верховный правитель подчеркивал роль иностранцев (латышей и евреев), играющих большую роль в разрушительных событиях в России и Сибири. В то время как, согласно словам Верховного правителя, многие русские, по своей глупости и необразованности лишь соблазнены хитрыми инородцами [45, с. 133]. Критике со стороны адмирала подверглись и американские союзники, поскольку, по его мнению, их политика была по преимуществу еврейская, в Сибири они окружили себя евреями, русскими подданными [46, с. 395]. Неприятие США по этим же причинам было характерно для ряда офицеров белой армии в Сибири. Один из них, капитан Н. Ф. Романов говорил:

«Есть одна (главная) причина, почему русские против Америки. В американском штабе, в американском Красном Кресте и американском Христианском союзе молодых людей слишком много русских евреев… Американцы не должны забывать, что русские веками имеют сильное чувство против евреев…» [47, с. 196–197].

Примерно в 1919 г. один из будущих правителей Приморья (в 1921–1922 гг.) С. Д. Меркулов критиковал США, старясь колоритно рассказывать о «жидах-американцах», желая им всяческие несчастья [48, с. 109].

Подобные взгляды, стремление искать вину в еврейском происхождении имели и другие деятели антибольшевистского движения в Сибири. Белый офицер И. С. Ильин, находясь в Омске, 8 января 1919 г. в дневниковой записи подверг критике министров правительства А. В. Колчака за их недостатки. Критика коснулась и Г. К. Гинса, поскольку, по мнению автора, он являлся выходцем «из бессарабских полуевреев» [49, с. 358]. Деятель Национального центра А. С. Белоруссов-Белецкий в одном из писем в июне 1919 г. подверг критике управляющего министерством иностранных дел И. И. Сукина как «пройдоху» и «ловкого полуеврейчика» [50, с. 225]. Те же представления разделяли и некоторые омские обыватели. В личном дневнике Т. Н. Машинской, дочери известного омского деятеля, купца Н. Н. Машинского, за 1919 г. можно встретить подобный пример, хоть в тексте осуждаются погромы.

«Они сплочены в тайном союзе в достижении своих целей в мировом масштабе, ведь и революция нам на это открыла глаза! Они фактически верят, что их израильский народ избран владеть всем миром, и поэтому для них все средства хороши. Но мы, христиане, не мстительны, нам не по душе жидовские погромы, однако же доверять им все же нельзя. Между нами дистанция понятий правды, у нас иные стремления, иные цели, так не лучше ли нам с ними тесно не общаться?» [51, с. 146].

В немалой степени на жителей Сибири влияла и пропаганда Российского правительства А. В. Колчака, использующая националистические лозунги. Даже в листовке, предназначенной красноармейцам, людей призывали «Иди к нам, русским!» [11, с. 6]. Государство и нация являлись основными элементами дискурса белого движения [52, с. 150]. Омское правительство не стремилось решить национальный вопрос с учетом мнения всех народов бывшей Российской империи. Как отмечает Н. И. Наумова, омская власть в вопросе национальной политики оказалось в противоречивой ситуации. С одной стороны все же признавалась необходимость решения национального вопроса, но с другой всегда было стремление упорядочить все действия национальных меньшинств в русле интересов великодержавной России [53, с. 178].

Перечисленные примеры показывают, что разница в официальных заявлениях и высказываниях имела вполне логичное объяснение. А. В. Колчак как правый консерватор и сторонник твердой власти к идее дружбы народов относился не только насмешливо-скептически, но и презрительно [34, с. 58]. Судя по всему, он не очень хорошо понимал причины революции и Гражданской войны. Так, в 1917 г. он считал желание крестьян получить землю делом рук немецкой пропаганды [54, с. 31]. Ряд деятелей белого движения предпочитали возлагать вину на Германию и евреев. В канун 1919 г. омская кадетская газета «Сибирская речь» в своем обращении посылала «новогоднее проклятие Германии и всему германскому народу – народу отравителю» [34, с. 106].

Сложно сказать, насколько он мог быть в курсе насчет выхода всех антисемитских прокламаций, но подобные материалы выходили вполне официально. Многочисленные обещания А. В. Колчака не исправляли ситуацию. «Контраст между декларациями белых и реальностью был разительный» [55, с. 235]. Национальная политика белых, наряду с другими важными факторами, предопределила итоги войны [56, с. 107]. Несмотря на заверения отменить пропаганду подобных взглядов, листовки продолжали распространяться. Осенью 1919 г. в районе боевых действий с аэропланов разбрасывались плакаты «Ленин и Троцкий»; персонажи были увенчаны пентаграммой, стилизованной под звезду Давида [57, с. 127]. Данная агитация могла дать простой ответ насчет виновника бед в стране. По сути, сам А. В. Колчак, судя по его поступкам и высказываниям, являлся русским националистом [11, с. 6]. Основным мотивом деятельности кадетских организаций Сибири стал русский национализм [11, с. 8].

Но в то же время за границей стало известно об антисемитских материалах, выходивших на территории антибольшевистской России, что вынуждало лавировать, официально декларируя иные идеи о равенстве, далеко не всегда воплощавшиеся в жизнь. Российское правительство А. В. Колчака было сильно заинтересовано в поддержке иностранных союзников. Это касалось и других антибольшевистских сил востока России [58, с. 236–238]. Омской власти было крайне необходимо официальное признание мировых держав, а для этого было нужно представить себя в более выгодном свете. Верховный комиссар Великобритании сэр Ч. Элиот 26 мая 1919 г. в разговоре с чиновником МИДа во Владивостоке сказал:

«Я думаю, что виды на скорое признание правительства адмирала Колчака в общем благоприятны, но адмирал должен помнить, что за границей имеются влиятельные лица, настаивающие на представлении доказательств того, что правительство это не реакционно» [59, с. 70].

Представитель антибольшевистской России в Париже В. А. Маклаков в письме Национальному центру от 2 мая 1919 г. подчеркивал, что «для здешних политиков американских и даже французских нелегко переварить господство военной власти как таковой» [60, с. 21].

Националистическая пропаганда не принесла желаемого эффекта. Как отмечает омский историк А. В. Сушко, пропаганда русского национализма, связанная с противопоставлением русских другим народам, и в частности евреям, усиливала в их среде неприятие белого движения, способствуя успешному распространению большевизма [52, с. 154]. Листовки с призывом «Ты русский. Иди к нам, русским!» зачастую были непонятны красноармейцам, поскольку товарищи, окружавшие их, в большинстве также были русскими [52, с. 154]. В реальности в большевистском руководстве евреи не преобладали, а его состав отражал весь многонациональный облик страны. [61, с. 400–401]. Евреи были хорошо представлены во всех партиях, кроме крайне правых, с постепенным увеличением своей доли на левом фланге и наибольшей долей среди меньшевиков [62, с. 106]. Что не мешало авторам антисемитских материалов записывать в евреи «от Керенского до Антонова-Овсеенко» [1, с. 222].

Несмотря на то, что ряд политических и общественных деятелей антибольшевистского движения в Сибири были заражены антисемитскими взглядами, позволяющими себе и другим объяснить происходящее в стране, это скорее сыграло не на руку омской власти. Носители подобных убеждений оказались во многом жертвами стереотипов своего времени. Еще в годы Первой мировой войны военные и правая пресса способствовали распространению мнения, что евреи высылались из прифронтовых районов как подозреваемые в шпионаже, что вызвало нарастание напряженности между местными жителями и прибывшими еврейскими выселенцами [63, с. 177]. В этот период правые рассматривали евреев исключительно как спекулянтов, мародеров, германских шпионов, людей неспособных (или не желающих) защищать Россию и страстно жаждущих ее поражения [64, с. 298]. Подобный взгляд сохранялся у данного политического лагеря и в годы Гражданской войны. Но в итоге сплотить народ против злобного и коварного «инородца» не получилось. А в это же время за границу проникало немало информации об ущемлении прав евреев в антибольшевистской России, что не шло на пользу омскому правительству.

В официальных декларациях Российского правительства А. В. Колчака подчёркивалось, что режим, существовавший до февраля 1917 г., ни в коем случае не будет возрожден. В омской прессе приводились слова союзных дипломатов, отмечающих, что А. В. Колчак не является ни сторонником дореволюционного режима, ни монархистом, что это честный солдат, одним из первых признавший Временное правительство [65, с. 1]. Акцентировалось, что по мнению западных политических деятелей (например — У. Черчилля), только Российское правительство А. В. Колчака не позволит вернуть дореволюционный «прогнивший старый режим» [66, с. 3]. Омские газеты указывали, что в речах А. В. Колчака постоянно упоминаются «дух демократизма», «принципы демократичности», «демократия». [67, с. 55] Но на практике проявлялись иные вещи, которые не всегда можно было скрыть. В конце мая 1919 г. в Нью-Йорке состоялся митинг против еврейских погромов в России, участники которого отправили в Париж резолюцию, требующую пресечь погромщиков [1, с. 374]. Антисоветское движение в годы Гражданской войны на востоке России закономерно приобрело форму авторитарной военной диктатуры. И тогда Верховный правитель России и областные кадеты сделали основную ставку на лозунг «национальной диктатуры» и идеологию национализма [68, с. 42-43]. Даже сторонники правого крыла меньшевиков вскоре убедились в ошибочности политики поддержки диктатора, так как увидели, что «демократические элементы» в антибольшевистском лагере оказались в меньшинстве и верх взяли реакционные группы [69, с. 12].

Приведённые факты, на наш взгляд, свидетельствуют, что многочисленные заверения о недопустимости антисемитской агитации во многом носили вынужденный характер. Выбора не было. Ведь как вспоминал Н. В. Устрялов, внешняя политика порождала одно из многочисленных противоречий: «Внутри все вопияло о диктатуре. Вовне нужно было выглядеть благопристойной демократией» [70, с. 127]. Можно сказать, что А. В. Колчак понимал именно отсутствие перспектив в случае прекращения помощи от союзников, вследствие чего и предпринимал усилия для улучшения имиджа своего правительства для зарубежной публики. В случае победы его армии данную агитацию вряд ли прекратили бы, поскольку она была бы крайне необходима националистическому государству. Но история сложилась иначе. Тем не менее, с подачи эмигрантов-консерваторов и идеологов белогвардейского движения начался новый виток популяризации идей «еврейского заговора», масштабированного до всемирного уровня [71, с. 116].

Известный российский психолог, философ и социолог И. С. Кон отмечал:

«Этнические предубеждения часто выступают как реакция на подъем ранее дискриминированных меньшинств, которые не хотят больше мириться с таким положением. Предрассудки-чувства превращаются в реакционные идеологические системы, призванные оправдать “исторические” отношения» [72, с. 205].

Как показывает практика, нежелание решать национальный вопрос, не давать автономию и право самоопределения другим народностям, использование националистической пропаганды не приводит к решению крупных социально-экономических проблем. Но, к сожалению, это не исключает того, что подобные идеи могут овладевать умами людей, давая им ложное объяснение текущих проблем. Данная проблема является актуальной и для нашей современности (в качестве примера вполне подходит риторика против мигрантов в Европе, придание термину «толерантность» негативного значения). Уроки Гражданской войны в России, на наш взгляд, показывают необходимость помнить о последствиях националистических воззрений, неспособных создать конструктивные идеи, особенно в условиях XXI века.

По этой теме читайте также: